Непредсказуемость экзистенциальных катастроф«Подмена» - один из наиболее мощных и уж точно самый жуткий фильм Иствуда, особенно страшно то, что его блистательный, неординарный сценарий основан на реальных событиях, во что трудно поверить, ибо здесь слишком много нагромождений вроде бы неправдоподобных ужасов, но жизнь, как известно, самый удивительный сценарист. «Подмена» построена так, что постепенно внимательному зрителю становится видно концептуальное родство этой картины с «Таинственной рекой»: в обеих лентах дает о себе знать сумрачная атмосфера изнанки американской жизни. Только в «Подмене» ее стремятся скрыть посредством тотального насилия над личностью.
Какой-то имплицитный паталогизм пронизывает обе эти картины, будто Иствуд, подобно Поланскому, исследует пограничие между психическим здоровьем и безумием, как применительно к индивиду, так и в отношении к социальной среде. Насилие сильных над слабыми, волков над овцами, маховик государственного и общественного насилия, стойкость одиночек, бросивших вызов системе подавления инициативы, недюжинная выживаемость тех, на ком все уже поставили крест, – все эти постоянные темы Иствуда-режиссера сходятся в «Подмене» как в фокусе, создавая мультижанровое изощренное повествование, которое скроено так, что зритель не знает, что ждет его за следующим углом развития сюжета.
Иствуд никогда не был социально критическим режиссером, настроенным откровенно антибуржуазно, что было свойственно всем великим деятелям «Нового Голливуда» в тот или иной период их деятельности: Скорсезе во время работы над «Злыми улицами», «Таксистом» и «Бешеным быком», Копполе в разгар создания «Крестного отца» и «Разговора», Кубрику при съемках «Заводного апельсина» и «Цельнометаллической оболочки». Иствуда как талантливого художника всегда интересовали прежде всего непостижимые законы жизни и неспособность даже самых волевых людей обуздать ее, его всегда влекла тайна жизни как процесса, делающего сильных слабыми, а слабых сильными, непредсказуемость экзистенциальных катастроф.
И в этом отношении «Подмена» - очень характерный для него фильм, в котором очень жестко, ребром ставится вопрос о том, что жизнь невозможно понять, здесь Иствуд опять сближается с Ницше, ведь автор «Заратустры» ставил витальность, стихийность, спонтанность, как характеристики жизни, выше всех моральных и философских схем, пытающихся ее объяснить и обуздать. Зрелый Иствуд, как мы видели, не приемлет этики сверхчеловека, которую разделял в начале своей карьеры, он любит сильных людей, идущих до конца, но и к слабым питает сочувствие. В «Подмене», как позже в «Деле Ричарда Джуэлла», волки терзают несчастную овцу (к тому же еще и женщину), но она находит в себе силы к сопротивлению во многом лишь благодаря другу-помощнику (в «Подмене» это пастор в исполнении Малковича), которому тоже не чужды волчьи манеры.
Персонаж Малковича не так неправдоподобен, как кажется, - это распространенный психологический тип американского священника 1920-х, верного заветам «социального Евангелия» - доктрины об общественном служении и помощи обездоленным, популярной в Штатах в те годы. Однако, важно то, что без его хватки Кристен не победить, ведь она – не боец (сама говорит об этом). Кстати, что касается центрального образа «Подмены», то исполнен он в целом хорошо (не понимаю, за что наши критики взъелись на Джоли – играет она вполне достойно). Субтильность и костлявость актрисы добавляет ее героине беззащитности, а то, что она весь фильм на взводе и безостановочно льет слезы, так причина того – в самой неординарности истории, которую она переживает.
Как отмечали критики, «Подмена» - это несколько фильмов в одном, при том, скроенных и совмещенных воедино весьма умело. В этом отношении лента Иствуда напоминает «Заводной апельсин» - притчу об индивидуальном и коллективном насилии, ведь в «Подмене» также насилие над личностью творит, с одной стороны, общество и его институты по своей извращенной логике, а с другой – маньяк, серийный убийца, в действиях которого вообще нет никакой логики. Как и у Кубрика, это две стороны одной медали, это два лица самой жизни, ее иррациональной витальности, требующей жертв (привет уже не Ницше, а Шопенгауэру).
Концептуальное сближение Иствуда с автором «Мира как воли и представления» не случайно, ведь он также, как и великий немец, видит спасение в общем, солидарном сопротивлении хищничеству сильных – этих трансляторов мировой воли и ее орудий. Сострадание, гуманность – единственное, что остается героям «Подмены», и не так важно, что они побеждают в промежуточном раунде (героиня Суонк в «Малышке на миллион» тоже одержала много побед перед своим глобальным метафизическим поражением).
Важно другое: они научились ценить человечность – редкость на арене витальных боев за выживание, и получили надежду на то, что все слабое и отвергнутое миром, когда-нибудь будет собрано воедино под сводами Небесного Града, а ницшеанцы и сверхлюди будут извергнуты вон Тем, Кто был также отвергнут, мучим и убит, но победил зло и смерть Своим Воскресением. Ведь не зря Иствуд сделал одного из центральных героев «Подмены» и ревностным борцом за истину священника, ох не зря…