В центре повествования образ тонконогой фашисточки в опрятной фашистской форме, чистоплюйки с характерно–фашистской причёской узелком, завзятой вдруг ценительницы туземного Пушкина, попавшейся на глаза нашему, исконному и русскому, хоть и без образования, зато готовому всегда — и она, понятное дело, в конце концов с ним тоже очень даже и не прочь, ибо уж какая ни есть, а всё ж тоже баба… Будучи идейным пацифистом, главный герой таким образом заткнул собой одну из амбразур лично, соответствующую единицу из сплочённого фашистского строя выведя.
Некая пионерлагерная расслабленность на всём протяжении фильма как у фашистов, так и у партизан вызывает, пожалуй, недоумение.
Пик накала трагедии обозначен запевом могучей коллективной предсмертной цыганской песни. В живописных, не отнять, батальных эпизодах не забыт испытанный приём замедленной съёмки, в сценах с меткими попаданиями в персонажей эффектный особенно. Узнаваемой нахмуренностью поучаствовал легендарный Ф. Бондарчук.
Склонность, по–видимому, режиссёра к интонациям водевильным проступает даже при таком сюжете. К концу фильм приобретает характерные черты протяжно–тягучей мелодрамы. Над всем этим витают длинные поэтические декламации. Впечатление неудобоваримой смеси варенья с селёдкой.