Главный герой, коего на Руси назвали бы, наверно, блаженным, будучи положительным и даже непьющим, мог бы — не сумев до того сохранить сына — применить огромную энергию, тратящуюся им десятки лет на перемещение сотен тонн камней, собираемых по округе для материализации своей Мечты (не удовлетворяясь десятикратно меньшим масштабом, в котором результат тоже стал бы достопримечательностью), хотя бы на капремонт старого дома со сквозняками и улучшение качества питания семьи: глядишь, и дочка б не зачахла. Но её матери (с широко влюблёнными глазами — воистину, сердцу не прикажешь, — не полагавшей, что замуж вышла за балду), позже там же помиравшей тоже с кашлем, а тогда ещё молодой, схватив её в охапку, за лучшей долей — из гнезда, купленного на своё же приданое, — не уйти. Причудливый изгиб деревенской (французской) патриархальности конца 19–го века.
Векование в плену своего призвания художника с памятником самобытно–культового зодчества — для житья, увы, непригодного — на выходе. Итог жизни в эскапизме, простодушной и беспорочной, без вовлечённости в проходящие мимо социальные катаклизмы, с не утраченным вплоть до её конца свойственным детству пристрастием строить замки в песочнице, помноженным на силу и самостоятельность взрослого человека.