БесперспективнякРежиссера и сценариста Александра Лунгина никак нельзя назвать молодым человеком (ему почти полтинник), но он снял удивительное кино, хорошо выражающее фобии и отчаяние молодости. «Большую поэзию» надо смотреть, конечно, в паре с «Кислотой» и не только из-за участия в них Александра Кузнецова: то, что лента Горчилина говорит о московской богеме, Лунгин-младший переносит на провинциальных маргиналов. Оказывается, жизнь в Москве и провинции не так уж и отличается! Правда, в «Большой поэзии» есть четкий акцент – московские снобы выглядят скучающими негодяями, в них нет экзистенциального измерения, как в «Кислоте», здесь они карикатурны.
Зато по-настоящему глубоки образы инкассаторов (к тому же еще и ветеранов Донбасса): Витя и Леха дополняют друг друга, если первый из них – ответственный, спокойный, даже несколько заторможенный, зато второй – живой и хулиганистый, их такими сделала не только война, но в целом бесперспективность жизни в современной России. «Большая поэзия» невероятно вязка в том депрессивном настроении, которое транслирует: если в «Кислоте» режиссер и герои вслепую нащупывают выход и находят его в религиозной традиции, то у Лунгина-младшего выхода нет. Тупиковость жизни главных героев, совмещающих занятия поэзией с игрой на петушиных боях (явная отсылка к повести Маркеса «Полковнику никто не пишет», где петушиные бои были метафорой тщетного поединка с судьбой), видна уже в первых сценах.
Можно предъявить режиссеру претензии в драматургической вялости повествования, в однообразии и отсутствии развития характеров и прочем игнорировании сценарных законов (кстати, то же можно предъявить и Горчилину), однако, фильм удался в главном – в единстве атмосферы и мощном протестном мессидже. Лунгин-младший не критикует власть, он всего лишь убедительно показывает, что при сегодняшнем положении вещей жить невозможно, люди травмированы войнами, социальной несправедливостью, бытовым хамством, беспределом чиновников и не видят выхода, постоянно пребывая в затяжной депрессии.
Притом дело даже не в Донбассе, ведь начальник Вити и Лехи, в блестящем исполнении Сытого (знакомого синефилам по лентам Хлебникова), которого здесь просто не узнать, столь он зрел и драматичен, – еще и ветеран Чечни. Поствоенный синдром для современной России – это не заживающая рана: сначала Афганистан, потом Чечня, теперь Донбасс. Можно лишь догадываться, на чьей стороне режиссер (наверное, на укропской, как и отец), но совершенно точно, что он на стороне своих героев – отщепенцев и маргиналов, иначе он бы не противопоставлял так очевидно подлинных поэтов и ремесленников.
Зачем в этой истории надо было делать инкассаторов-ветеранов любителями поэзии? Чтобы провести водораздел между подлинным искусством, рождающимся только из травматичного опыта, и снобистскими играми в искусство. По Лунгину-младшему, подлинная, действительно Большая поэзия, которую надо уметь чувствовать и понимать, может не чураться вульгаризмов и сленга, более того, она может быть в них погружена, главное, чтобы от нее было больно, чтобы она задевала. По мысли Вити, между поэзией и петушиными боями нет разницы, они одинаково жестоки, как нет ее между солдатом и поэтом. Это очень глубокая мысль может быть подтверждена судьбами поэтов-отщепенцев Георгия Иванова и Бориса Поплавского.
Умение видеть нутро жизни во всей его непривлекательности, бежать от сентиментальных соплей салонной поэзии в центр экзистенциального циклона – отличительная черта не только героев фильма Лунгина-младшего, но и самой этой картины. Снимая долгие планы на фоне многоэтажек-муравейников, режиссер подводит нас к выводу, что поэзия подлинная, живая не только не бежит от жизни в умозрительные конструкции, но погружается в те катастрофы, которые та производит. Жизнь на грани и за гранью – вот условие подлинной поэзии. Ведь, если бы Витя не оправился в Луганск, то никогда бы не стал читать стихи, а значит стоит страдать, чтобы из этих мук родились потрясающие стихи.
«Большая поэзия» - действительно большой фильм для нашего мелкого времени, кроме того, он поэтичен от начала до конца, как и те стихи, которые в нем читаются. И, быть может, для автора фильма выход из бесперспективности русской жизни все-таки есть и это настоящее искусство, которое рождается только из страшных, мрачных, негативных аспектов жизни, преображая их в художественную пульсацию человеческой боли. И, если Господь не ответил героям фильма, как следует из стихотворения Лехи, в отличие от персонажей «Кислоты», это не значит, что Ему все по х...