Надень штаныЭто финское детище долго продвигали – фестивальные показы, предпоказы, ограниченные прокаты, апология от прокатчиков и кинокритиков. Что в итоге, на взгляд провинциального смертного, наконец, получившего доступ к поделке?
Жена хирурга интроверта, ботана однолюба утонула, запутавшись в рыболовных сетях, он не может смириться с утратой и годами надрачивает на её нижнее бельё и духи. Маленький, ущербный человек, поставивший себя в абсолютную половую зависимость от объекта вожделения, жена для него, прежде всего – эротический фетиш, доставшийся, судя по его характеру и поведению, в результате невероятной удачи, жалости богов.
И так, в течение десятка лет - он оперирует, дрочит и грустит. В один «прекрасный» момент (чисто фигура речи), покорно сопровождая дочь подростка в пирсинг-салон, он случайно забредает в БДСМ притон по соседству, где на него нападет доминатрикс и придушивает розгой. После чего, невоздержное вожделение нашего героя прогрессирует и он попадает в лапы новой зависимости - удовольствия удушения.
Теперь он не просто не интересуется дочерью, а вообще забывает о её существовании, забивает на работу, игнорирует коллег, рвётся в притон с такой жаждой, что даже разбивает стеклянную дверь в поликлинике. Влечение стало более отчётливым и радикальным, трусы жены на голове и запах духов сменяются целлофановым пакетом и отсутствием воздуха, он понял, что хочет задохнуться на пример захлёба супруги, чтобы воссоединиться с ней во взаимном удушье.
Девушка доминатрикс также всецело поглощена своими аффектами, хочет больше садизма и тяготится умеренным лайт-режимом – вот бы выломать плоскогубцами зуб, а вместо этого приходится ограничиваться золотым дождём. И так вот всё это жалко влачится, пока не происходит «разрешение» взаимных влечений, суть которого не в преодолении радикальной тяги к оргазмическим смерти и насилию, а в институализации перверсии.
Здесь происходит своеобразное жанровое придушение, снятие трагического пакета и буколический выдох, знакомый по множеству схожих предшествующих фильмов, посвящённых различным сексуальным маргиналиям. Как повторялось в ряде рецензий – «нужно принять БДСМ как «норму»», что, даже если с этим понуждением согласиться, не ново.
Знакомые строчки из той популярной песни либертарных дней, в которой поют о «принятии новой чувственности». Фрустрированный персонаж, преодолевая внешнюю и внутреннюю диктатуру - открывает, соглашается и лоббирует свою новую чувственность, тёмный БДСМ-притон превращается в тёплую семейную посиделку.
Что требуется в данном случае от меня, как от зрителя? Я также должен «понять и принять», признать право аффекта на его усугубление, внести в реестр «нормы». Я должен посмотреть кино, посмотреть, пожалеть, посочувствовать и принять. В сущности, я должен включиться в игру и насладиться насилием фильма-доминатрикс над собой.
В адвокатуре подобных фильмов неизбежно прибегают к ещё одной знакомой формуле – «это фильм не о БДСМ, а об одиночестве», мол, персонажи всего-то одиноки в своих желаниях и ищут родственные «души», и самое забавное, что одиночество всегда обнаруживают с пафосом какого-то небывалого откровения.
Всякий раз, как некто задвигает тему об одиночестве, появляется – признаю – жалкое желание что-нибудь раздолбать, двинуть в челюсть, не обязательно в ту, которая челюстит – «о-д-и-н-о-ч-е-с-т-в-о», просто в некоторый собирательный образ челюсти.
Я одинок в своих влечениях – надо же, и что теперь? Требовать от всех внимания и ублажения, отдаться желанию в общественном месте и принудить зевак признать это нормой? Более того, требовать в одностороннем порядке, бескомпромиссно, будучи с головой захваченным своим желанием. Признайте-ка, что моё желание двинуть в челюсть за поднятие темы одиночества – это норма, имеющая право на существование.
Ладно, во всяком случае, у меня есть право не принимать подобные фильмы и не сочувствовать человеку, капитулировавшему перед своими страстями, в данном случае – собаке, снявшей штаны. Покажите мне лучше собаку, сумевшую штаны надеть.