«Исход» Ридли Скотта можно оценивать с трех точек зрения: исторической, богословской и художественной. Последняя наиболее значимая.
Исторически «Исход» – фильм-катастрофа в плане достоверности с первых кадров до последних. Настенные изображения не раскрашены, будто египетская цивилизация уже исчезла. В XII веке до н. э. все еще зачем-то строят пирамиды и размещают их в городах, будто египтяне не разделяли землю мертвых и землю живых. Архитектура резиденции фараона как у храма. Вместо того, чтобы строить свою новую столицу «Пир-Рамсес» (дом Рамсеса), он отстраивает «Пифом» («Пир-Атум» – храмовый город Амона), да еще до смерти отца. На дворе бронзовый век, а борода сфинкса похоже уже отправилась в Британский музей. И на мумификацию, оказывается, один день уходил. Однако самое вопиющее непопадание в историю: отсутствие в Египте религии, двора и особенно сословной иерархии. Религия у египтян пропитывала все. Врачи должны были фараона в первую очередь обкладывать не пиявками, а амулетами и бормотать магические формулы. А Моисея за непочтение к богам сослали бы в каменоломню, не интересуясь, какого он там происхождения. Зато творцы не к селу не к городу сунули в Древний Египет этрусскую практику гадания по внутренностям животных. В королевской семье настоящий вакуум. У Сети нет многочисленной родни, у Рамсеса родных и двоюродных братьев. Бродит себе наследник с каким-то бастардом, и они у фараона числятся братьями. Не работало это так. Фараона, этого воплощения Хора, никто не уважает, ему перечат, на него кричат, к нему врываются. Это же сакральная фигура. Да посмей Моисей фараона оскорбить, его бы на месте порубили, сожгли, пепел выбросили бы на дорогу, по которой гоняли бы лошадей, а имя запретили бы упоминать. Какой уж нож к горлу. Кстати, за самовольное возвращение из изгнания полагалась смерть на месте.
Все так плохо, потому что, готовясь к съемкам, создатели тему не исследовали и работали по общим представлениям. В комментариях к фильму Скотт и Купер на полном серьезе обсуждают безнадежно устаревшие идеи Графтона Смита (1871-1937) столетней давности. В основу фильма Скотт, по его словам, положил идею, что экономика Египта держалась на рабах. На самом деле Египет жил за счет продуктивности почвы по берегам Нила и дани, собираемой с Нубии и азиатских вассалов.
С богословской точки зрения фильм несостоятелен, потому что отклоняется от традиционного прочтения Библии. Многих смутил бог в виде мальчика. Но тут критики, жаловавшиеся на отступления от первоисточника, сами оступились. Скотт и Купер отмечают, что в первоисточнике Моисей разговаривает не с богом, а с посланником божества. Им показалось, что будет здорово показать посланника мальчиком, который говорит по-взрослому. Мол, так сразу будет понятно, что это не простой отрок. Судя по реакции на фильм, не получилось.
Наконец, о художественной стороне. В «Исходе» Скотт продолжает развивать тему тиранической посредственности у власти против гениального героя, которую он затрагивал в «1492». (Кстати, сцена с рукой на столе заимствована как раз из «1492»). Словами Скотта: «Это история о герое-освободители, о поражении угнетателя, вере, сомнении, жертве... развлечение с уважением к верующим людям». Но при просмотре не отпускает впечатление, что это какой-то вестерн про благородных героев, противостоящих коррумпированному мэру городка где-нибудь в Канзасе. Не удивительно, сам Скотт сравнивает «Исход» с вестерном. Только выглядит на экране это дико. Весь фильм Кристиан Бэйл дает понять мимикой и словами, что он на Древнем Ближнем востоке самый крутой. У него все получается, его любит армия, даже Сети любит его больше, чем своего наследника. И надо было еще додуматься выставить одного из наиболее успешных фараонов Нового царства посредственностью.
Итак, перед нами вестерн в Древнем Египте с трактовкой Исхода в духе рационализма XVIII века и с пониманием роли героя в истории в традиции Томаса Карлейля. Есть ли идейная или эстетическая ценность в таком произведении? – нет.