За один момент безумия я расплачиваюсь всей своей жизнью. Я мечтаю, чтобы в момент своего безумия вы пришли и спасли меня. Самое затертое, замыленное клише в кинематографе – это мошенник, который влюбляется в собственную жертву; ближе к финалу обман раскрывается, мошенник кается, и все заканчивается поцелуем под дождем. Избитый прием, но, как показывает практика, не просто дышащий на ладан, а цветущий и пахнущий розами. Применителен ко всем жанрам и неизменно вызывающий отклик в сердцах. Особенно хорош в мелодрамах, а еще лучше – драмах, о несчастных, потрепанных-побитых жизнью людях, уже не верящих в возможность отыскать среди толпы близкую, родную душу.
Бывший адвокат, потерявший лицензию из-за нечистоплотных махинаций, ныне зарабатывает на жизнь тем, что втирается в доверие к осужденным на смерть преступникам, а потом продает журналистам предсмертные письма казненных. Громкие, шокирующие убийства всегда вызывали интерес у читателей – они бушевали, негодовали, возмущались чудовищности злодеяний, но вместо того, чтоб с отвращением отвернуться, желали знать как можно больше о том, что чувствует и о чем думает тот, кто через несколько минут будет пристегнул к электрическому стулу. Особенно если меч правосудия вот-вот коснется шеи молодой, красивой женщины. Женщины, похитившей и умертвившей десятилетнюю девочку. Только люди определенного типа способны на убийство ребенка.
Самый громкий процесс в штате Оклахома – и вот Шарлотта Кори ожидает смерти, а Дэвид Ницше, претворяясь старым армейским приятелем ее отца, отправляется в окружную тюрьму, чтобы путем душещипательных бесед, а чаще в роли внимательного, не осуждающего слушателя получить от своей жертвы трофей. Ее предсмертное письмо заказчик оценил почти в миллион долларов.
Но Шарлотта с первой же секунды ошеломляет его. Холодная, сдержанная, безучастная к собственной участи, она идеально соответствует образу коварной злодейки, и в то же время зарождает сомнения в душе юриста – убийца ли она на самом деле. Нет, она держится гордо, не желает говорить о преступлении, а уж тем более горестно стонать: «Я сожалею о содеянном!», она не демонстрирует отчаянья, но, в то же время, тянется к нему, как к единственному спутнику до дороге в вечность, и в этом тяготении неосторожно, мельком показывает Дэвиду совсем другую женщину, которая, как он чувствует, не подняла бы руки на ребенка, тем более, ради наживы. Она просит его передать прощальную записку ее слепой сестре, она злится, узнав о разгроме ее родного дома, и в то же время равнодушна к воплям беснующейся толпы: «Убить ее! Убить ее!», она погружена в себя и в воспоминания о прошлом, она уже ступила на тропу, ведущую прочь из этого мира, и все, о чем просит Дэвида, это последние несколько часов безмолвно сопровождать ее в путешествии по знакомым местам. Она смирилась, она сдалась и все, чего желает ее угасшая душа, это встретить конец по возможности достойно. Дэвид же, слушая ее, узнавая ее, чувствуя ее, все больше убеждается в том, что убийства в ее жизни не было, и платит она сейчас совсем за другое преступление. А значит, покрывает кого-то, перед кем ее вина еще сильнее.
Я хочу, чтобы этой ночью ты думал обо мне, а я буду думать о тебе. И он думает о ней. Он представляет, как они занимаются любовью, разделенные металлическими прутьями камеры, но вот она хватает его за волосы, бьет об решетку с криком: «Я убила, убила!». Он просыпается в холодном поту. Он достает досье, проверяет факты, просматривает пленки в поисках несовпадений и зацепок, а до казни остаются буквально считанные часы…
Построенный на фундаменте солидного бюджета, с более волнующими, резкими сюжетными ходами, с более пронзительной линией страсти, обращенный в лихой детектив, этот фильм смог бы принести создателям немало денег. Но блокбастеры не выставляются на Оскар – это прерогатива малобюджетных, невзрачных, социально заостренных драм с болезненными, сложными характерами центровых персонажей. Это унылые повествования о преступлении и наказании, о раскаянии и поисках смысла в безумном, одичавшем мире. Почему «Вернуть отправителю» не был выдвинут на премию – не представляю, потому как по духу, стилю и тематике почти полностью соответствует оскороносному «Мертвец идет», а Кони Нильсен ничуть не проигрывает в плане мастерства Сьюзен Серендон. В «Мертвеце…» монахиня навещала осужденного на казнь героя Шона Пена, тут же мужчина и женщина по сути лишь переставлены местами. Однако в «Мертвеце…» герой Пена признался, что лишил жизни молодую женщину, а здесь Шарлотта, вполне возможно, невиновна, так неужели призрачная надежда на хэппи-энд лишила картину заслуженного внимания?
Фильм бедный, унылый, протяжный и почти полностью лишенный действия. Это замершая картинка, на которой двое, разделенные решеткой. Это редкие картины проселочных дорог и полей Оклахомы, приюта для слепых, придорожных отелей, и над всем этим хмурое серое небо и горечь ошибок, совершенных в юности по незнанию и легкомыслию, которые, однако, обернулись трагедией и изменили все. За один момент безумия я расплачиваюсь всей своей жизнью. Я мечтаю, чтобы в момент своего безумия вы пришли и спасли меня. Спасет ли он ее? Или просто проводит до черты, после которой ее душа уже не будет заключена в наручники?
- Ты убила? Что произошло на самом деле?!
- Это уже не важно…
- Это важно для меня, потому завтра утром я проснусь!...
P.S. Внутренняя сила, гордость и достоинство придают внешности Конни Нильсен аристократизм, движениям и взглядам – царственную грацию, а личности – характер. Она – сильная женщина, и я уважаю ее за это. Таковы ее героини, и не важно, что некоторые из них заключены под стражу. Унизить истинное Достоинство невозможно.
10 из 10