Отель неразбитых сердец В сюжете, основанном на социальном механизме превращения граждан в волков, собак и морских гадов, есть что-то от антиутопии. Открытость прочтения данного жанра вызывает в голове множество параллелей с современностью. Но антиутопия — опасный жанр: ступив на скользкую дорожку интерпретаций, можно и не угадать, какую из двух «империй зла» имел в виду Оруэлл. Что уж говорить о сакральном для кинематографа образе отеля, который поставлен в центр «Лобстера», — при заимствовании смыслов из «Трудностей перевода», «Отеля Нью-Хэмпшир» или «Последствий любви» Соррентино можно насобирать столько параллелей, что на целый трактат хватит. Поэтому без понимания авторского замысла здесь не обойтись. Режиссёр в интервью делает упор на теме одиночества — по его словам, фильм в целом о том, как склонны люди оценивать одиночество, а в остальном картина открыта для разнообразных зрительских интерпретаций.
Одинокий Дэвид, прибывая в отель, просит отметить его как бисексуала, но такого пункта, оказывается, нет. Для борьбы с одиночеством из 58 самых известных миру гендеров оставлен самый минимум, что выдаёт в отеле реакционный постбуржуазный институт, разворачивающий общество в некое «консервативное» русло. Жильцы отеля, дабы не стать бессловесными созданиями, в течение полутора месяцев вынуждены искать себе пару, но в фильме они больше заняты мыслями о себе и объяснениями конкурентам того, какие те страшные и никому не нужные. Казалось бы, проблема одиночества налицо.
То, что любви нет и никто никому не нужен, в целом, очевидно, но даже при таком выводе поведение героев могло бы быть более человечным. Поселенцы же ведут себя подобно семейке из «Клыка», особенно в самом, казалось бы, важном — долгожданных отношениях с найденным партнёром. Этот механицизм в поведении нельзя не заметить, но в «Лобстере» он распространён с ненормальной семьи на всё человечество. Девушка в «Клыке» буквально оживает в эмоциях, насмотревшись голливудской продукции, что, рискну предположить, даёт возможность отличить живое от неживого. В «Лобстере» никакой внешний импульс не делает никого живым, а время от времени проявляемая жестокость напоминает защитный инстинкт. Интересно, что большая часть персонажей даже по имени не названа зрителю — есть «бессердечная» девушка, а есть девушка «с кровоточащим носом».
Мир «Лобстера» рисует не человечество, страдающее от одиночества, а постчеловечество, которое, неизвестно, может ли страдать вообще. Общественное мнение внушает бедным существам, что они имеют изъян, будучи одинокими. Но можно ли почувствовать одиночество, не ведая, что такое влюблённость? Понимать, что ты одинок, и страдать от этого — очень разные вещи, двусмысленно объединяемые в фильме. Именно на этом объединении, понимает это Лантимос или нет, строится абсурд, а без абсурда него не было бы и самого фильма, и того стиля, которым известен данный режиссёр.
Взамен раскрытия проблемы одиночества зритель получает её сокрытие в виде «романтической» линии, якобы пробивающей брешь общественного диктата. То, что подаётся под соусом любви, вполне можно счесть за любовь постлюдей. Но с таким же успехом историю Дэвида можно рассматривать как историю оппозиционера, который всегда действует вопреки. Находясь в системе, он просто нарушает правила, выбирая себе партнёра, который ему не нравится. А попадая в антисистему, он назло ей заводит роман, чего также делать нельзя. Открытая концовка вполне даёт право на эту интерпретацию.
Фильмы, подобные «Лобстеру», могут что-то критиковать, демонстрировать язвы современного общества, но они принципиально неспособны рассказать о чувствах — резиновые сердца не разбиваются, а лишь натягиваются на то описание любви, которое предлагает менеджер отеля.
4 из 10
Оригинал